Любимые авторы.

[haruka-kaze]

Мои любимые авторы. Выставлю всего по 3 стихо от каждого, ибо мало места, но почти все их произведения нравятся.

Марина Цветаева

Бабушке
Продолговатый и твердый овал,
Черного платья раструбы…
Юная бабушка! Кто целовал
Ваши надменные губы?

Руки, которые в залах дворца
Вальсы Шопена играли…
По сторонам ледяного лица —
Локоны в виде спирали.

Темный, прямой и взыскательный взгляд.
Взгляд, к обороне готовый.
Юные женщины так не глядят.
Юная бабушка, — кто Вы?

Сколько возможностей Вы унесли
И невозможностей — сколько? —
В ненасытимую прорву земли,
Двадцатилетняя полька!

День был невинен, и ветер был свеж.
Темные звезды погасли.
— Бабушка! Этот жестокий мятеж
В сердце моем — не от Вас ли?..

x x x
Бог согнулся от заботы
И затих.
Вот и улыбнулся, вот и
Много ангелов святых

С лучезарными телами
Сотворил.
Есть с огромными крылами,
А бывают и без крыл.

Оттого и плачу много,
Оттого —
Что взлюбила больше Бога
Милых ангелов его.

x x x
Быть в аду нам, сестры пылкие,
Пить нам адскую смолу, —
Нам, что каждою-то жилкою
Пели Господу хвалу!

Нам, над люлькой да над прялкою
Не клонившимся в ночи,
Уносимым лодкой валкою
Под полою епанчи.

В тонкие шелка китайские
Разнаряженным с утра,
Заводившим песни райские
У разбойного костра,

Нерадивым рукодельницам
(Шей не шей, а всё по швам!),
Плясовницам и свирельницам,
Всему миру — госпожам!

То едва прикрытым рубищем,
То в созвездиях коса.
По острогам да по гульбищам
Прогулявшим небеса.

Прогулявшим в ночи звездные
В райском яблочном саду…
— Быть нам, девицы любезные,
Сестры милые — в аду!


Анна Ахматова
x x x
А ты теперь тяжелый и унылый,
Отрекшийся от славы и мечты,
Но для меня непоправимо милый,
И чем темней, тем трогательней ты.

Ты пьешь вино, твои нечисты ночи,
Что наяву, не знаешь, что во сне,
Но зелены мучительные очи, —
Покоя, видно, не нашел в вине.

И сердце только скорой смерти просит,
Кляня медлительность судьбы.
Все чаще ветер западный приносит
Твои упреки и твои мольбы.

Но разве я к тебе вернуться смею?
Под бледным небом родины моей
Я только петь и вспоминать умею,
А ты меня и вспоминать не смей.

Так дни идут, печали умножая.
Как за тебя мне Господа молить?
Ты угадал: моя любовь такая,
Что даже ты не мог ее убить.

***
Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.


***
Словно тяжким огромным молотом
Раздробили слабую грудь.
Откупиться бы ярким золотом, -
Только раз, только раз вздохнуть!
Приподняться бы над подушками,
Снова видеть широкий пруд,
Снова видеть, как над верхушками
Сизых елей тучи плывут.
Все приму я: боль и отчаянье,
Даже жалости острие.
Только пыльный свой плащ раскаянья
Не клади на лицо мое!

Зинаида Гиппиус
ПЕСНЯ

Окно мое высоко над землею,
Высоко над землею.
Я вижу только небо с вечернею зарею,
С вечернею зарею.

И небо кажется пустым и бледным,
Таким пустым и бледным...
Оно не сжалится над сердцем бедным,
Над моим сердцем бедным.

Увы, в печали безумной я умираю,
Я умираю,
Стремлюсь к тому, чего я не знаю,
Не знаю...

И это желание не знаю откуда,
Пришло откуда,
Но сердце хочет и просит чуда,
Чуда!

О, пусть будет то, чего не бывает,
Никогда не бывает:
Мне бледное небо чудес обещает,
Оно обещает,

Но плачу без слез о неверном обете,
О неверном обете...
Мне нужно то, чего нет на свете,
Чего нет на свете.


К ПРУДУ

Не осуждай меня, пойми:
Я не хочу тебя обидеть,
Но слишком больно ненавидеть,-
Я не умею жить с людьми.

И знаю, с ними - задохнусь.
Я весь иной, я чуждой веры.
Их ласки жалки, ссоры серы...
Пусти меня! Я их боюсь.

Не знаю сам, куда пойду.
Они везде, их слишком много...
Спущусь тропинкою отлогой
К давно затихшему пруду.

Они и тут - но отвернусь,
Следов их наблюдать не стану,
Пускай обман - я рад обману...
Уединенью предаюсь.

Вода прозрачнее стекла
Над ней и в ней кусты рябины.
Вдыхаю запах бледной тины...
Вода немая умерла.

И неподвижен тихий пруд...
Но тишине не доверяю,
И вновь душа трепещет,- знаю,
Они меня и здесь найдут.

И слышу, кто-то шепчет мне:
"Скорей, скорей! Уединенье,
Забвение, освобожденье -
Лишь там... внизу... на дне... на дне..."


НАДПИСЬ НА КНИГЕ

Мне мило отвлеченное:
Им жизнь я создаю...
Я все уединенное,
Неявное люблю.

Я - раб моих таинственнхых,
Необычайных снов...
Но для речей единственных
Не знаю здешних слов...

Андрей Белый
СОЛНЦЕ

Автору "Будем как Солнце"

Солнцем сердце зажжено.
Солнце - к вечному стремительность.
Солнце - вечное окно
в золотую ослепительность.

Роза в золоте кудрей.
Роза нежно колыхается.
В розах золото лучей
красным жаром разливается.

В сердце бедном много зла
сожжено и перемолото.
Наши души - зеркала,
отражающие золото.


СЕРЕНАДА

Ты опять у окна, вся доверившись снам, появилась...
Бирюза, бирюза
заливает окрестность...

Дорогая,
луна - заревая слеза -
где-то там в неизвестность
скатилась.

Беспечальных седых жемчугов
поцелуй, о пойми ты!..
Меж кустов, и лугов, и цветов
струй
зеркальных узоры разлиты...

Не тоскуй,
грусть уйми ты!

Дорогая,
о пусть
стая белых, немых лебедей
меж росистых ветвей
на струях серебристых застыла -
одинокая грусть нас туманом покрыла.

От тоски в жажде снов нежно крыльями плещут.
Меж цветов светляки изумрудами блещут.

Очерк белых грудей
на струях точно льдина:
это семь лебедей,
это семь лебедей Лоэнгрина -

лебедей
Лоэнгрина.


ОСЕНЬ

Мои пальцы из рук твоих выпали.
Ты уходишь - нахмурила брови.

Посмотри, как березки рассыпали
Листья красные дождиком крови.

Осень бледная, осень холодная,
Распростертая в высях над нами.

С горизонтов равнина бесплодная
Дышит в ясную твердь облаками.

Константин Бальмонт
***
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.

И чем выше я шел, тем ясней рисовалисль,
Тем ясней рисовались очертанья вдали,
И какие-то звуки вдали раздавались,
Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.

И внизу подо мною уж ночь наступила,
Уже ночь наступила для уснувшей Земли,
Для меня же блистало дневное светило,
Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,
Уходящие тени потускневшего дня,
И все выше я шел, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.


***
Уходит светлый май. Мой небосклон темнеет.
Пять быстрых лет пройдет,- мне минет
тридцать лет.
Замолкнут соловьи, и холодом повеет,
И ясных вешних дней навек угаснет свет.

И в свой черед придут дни, полные скитаний,
Дни, полные тоски, сомнений и борьбы,
Когда заноет грудь под тяжестью страданий,
Когда познаю гнет властительной судьбы.

И что мне жизнь сулит? К какой отраде манит?
Быть может, даст любовь и счастье? О нет!
Она во всем солжет, она во всем обманет,
И поведет меня путем тернистых бед.

И тем путем идя, быть может, падать стану,
Утрачу всех друзей, моей душе родных,
И,- что всего страшней,- быть может, перестану
Я верить в честь свою и в правду слов своих.

Пусть так. Но я пойду вперед без колебанья -
И в знойный день, и в ночь, и в холод, и в грозу:
Хочу я усладить хоть чье-нибудь страданье,
Хочу я отереть хотя одну слезу!


Я НЕ ЗНАЮ МУДРОСТИ

Я не знаю мудрости годной для других,
Только мимолетности я влагаю в стих.
В каждой мимолетности вижу я миры,
Полные изменчивой радужной игры.

Не кляните, мудрые. Что вам до меня?
Я ведь только облачко, полное огня.
Я ведь только облачко. Видите: плыву.
И зову мечтателей... Вас я не зову!

Иннокентий Анненский
УТРО

Эта ночь бесконечна была,
Я не смел, я боялся уснуть:
Два мучительно-черных крыла
Тяжело мне ложились на грудь.

На призывы ж тех крыльев в ответ
Трепетал, замирая, птенец,
И не знал я, придет ли рассвет
Или это уж полный конец...

О, смелее... Кошмар позади,
Его страшное царство прошло;
Вещих птиц на груди и в груди
Отшумело до завтра крыло...

Облака еще плачут, гудя,
Но светлеет и нехотя тень,
И банальный, за сетью дождя,
Улыбнуться попробовал День.


ТОСКА ВОЗВРАТА

Уже лазурь златить устала
Цветные вырезки стекла,
Уж буря светлая хорала
Под темным сводом замерла;

Немые тени вереницей
Идут чрез северный портал,
Но ангел Ночи бледнолицый
Еще кафизмы не читал...

В луче прощальном, запыленном
Своим грехом неотмоленным
Томится День пережитой,

Как Серафим у Боттичелли,
Рассыпав локон золотой...
На гриф умолкшей виолончели.


СЕНТЯБРЬ

Раззолочённые, но чахлые сады
С соблазном пурпура на медленных недугах,
И солнца поздний пыл в его коротких дугах,
Невластный вылиться в душистые плоды.

И желтый шелк ковров, и грубые следы,
И понятая ложь последнего свиданья,
И парков черные, бездонные пруды,
Давно готовые для спелого страданья...

Но сердцу чудится лишь красота утрат,
Лишь упоение в завороженной силе;
И тех, которые уж лотоса вкусили,
Волнует вкрадчивый осенний аромат.

Георгий Иванов
x x x

Он спал, и Офелия снилась ему
В болотных огнях, в подвенечном дыму.

Она музыкальной спиралью плыла,
Как сон, отражали ее зеркала.

Как нимб, окружали ее светляки,
Как лес, вырастали за ней васильки...

...Как просто страдать! Можно душу отдать
И все-таки сна не уметь передать.


***
Обледенелые миры
Пронизывает боль тупая...
Известны правила игры.
Живи, от них не отступая:
Направо — тьма, налево — свет,
Над ними время и пространство.
Расчисленное постоянство...
А дальше?
Музыка и бред.
Дохнула бездна голубая,
Меж тем и этим — рвется связь,
И обреченный, погибая,
Летит, орбиту огибая,
В метафизическую грязь.


***
Ночь светла, и небо в ярких звездах.
Я совсем один в пустынном зале;
В нем пропитан и отравлен воздух
Ароматом вянущих азалий.

Я тоской неясною измучен
Обо всем, что быть уже не может.
Темный зал - о, как он сер и скучен!-
Шепчет мне, что лучший сон мой прожит.

Сколько тайн и нежных сказок помнят,
Никому поведать не умея,
Анфилады опустелых комнат
И портреты в старой галерее.

Если б был их говор мне понятен!
Но увы - мечта моя бессильна.
Режут взор мой брызги лунных пятен
На портьере выцветшей и пыльной.

И былого нежная поэма
Молчаливей тайн иероглифа.
Все бесстрастно, сумрачно и немо.
О мечты - бесплодный труд Сизифа!

Саша Бес
***
Знаю, ты – не Богиня, но Свет очей моих, Сласть речей моих:
Руки белые, словно первый снег, а уста как рябина алые.
Без доспеха я вышел под звон мечей твоих в дождь ночей твоих.
Улыбнулась мне: «Ты другой во сне, здесь не сразу тебя узнала я»

Вижу, ты неприступна, но приняла меня, обняла меня.
Только за тобой я готов идти хоть на край земли, хоть с лица ее.
Без тебя, моя радость, мне не прожить ни дня. Я седлал коня.
Только Бог способен меня спасти. Сердце-камень? Что ж тогда тает лёд?

Боль моя безответна. И за двенадцать верст я ее увез.
Ты печалилась и смотрела в даль. Только перья на землю падали.
Обернулась синицей и из сгоревших гнезд к мириадам звезд
В небо кинулась, о, моя беда, только небу бессмертных надо ли?

Ты не стала Богиней, лишь смыслом дней моих, мёдом снов моих.
Ты клялась забыть меня в первый снег, искусав свои губы алые.
Без доспеха я вышел под звон мечей твоих в дождь ночей твоих.
И, пронзив мне грудь, ты шепнула «Нет. Не узнала тебя… не узнала я»


***
Признаваясь в любви, я всегда умирал от скуки.
Мне казалось, я трачу свое драгоценное время.
Положите свой Ад на мои ледяные руки.
Может быть, эта сила когда-нибудь их отогреет.


***
В этой предсмертной скуке
Больно гореть ветрам.
Я умываю руки
В сердце того костра.
Я обнажаю кожу
В центре твоей земли.
Знаешь, а мы похожи
Кроме души и лиц.

Много курю, но это
Чтобы не говорить.
В дурке своих запретов
Сложно себя дарить.
В бездне различных мнений…
Мне бы одно понять -
Я убиваю время
Или оно меня?

Светлана Нергина
МЕЧ ПРЕДНАЗНАЧЕНЬЯ
Всплеснули крылья синей птицы -
И тонкой нитью сквозь века
Звенящим высверком струится
Вино и кровь под лязг клинка

Ещё один безумный рыцарь,
Рожденный не понять, зачем,
Мелькнет на миг крылатой птицей -
И сядет в молчаливый челн.

И вновь Клинку Предназначенья
В пыли веков сто лет стоять...
Но вот, не выдержав влеченья
Обнимут пальцы рукоять...

И - понесется! Грохот, крики,
Безудержный злорадный смех,
На лезвии цветные блики
И неизменный друг - успех!

Дразнящий запахом победы,
Легко под ноги ляжет путь...
Восторг свободы - к черту беды! -
И вдруг - стрела пробила грудь...

А Меч пылится в безвременье,
Сокрытый в зарослях травы...
Геройское Предназначенье
Испробовать хотите ВЫ?..


***
Черной кошки силуэтом
Я бреду сквозь вязь пути,
Хоть давно в скитанье этом
Смысл отчаялась найти.

Серебристою поземкой
Тихо льется лунный свет -
Я струной гитарной звонкой
Грустно зазвучу в ответ.

Разольется в поднебесье
Белым молоком восход
И троих колдуний-бестий
Времени закружит ход.

Но однажды утром встану -
Словно раньше не жила,
Словно раньше вокруг стана
Не струилися шелка.

Словно раньше не летала
Мотыльком я не костер,
Словно крыл не опаляла
Как любая из сестер.

И опять в любом трактире
Мне вино взволнует кровь,
И опять ищу я в мире -
Глупая! - мечту-любовь!


ЕСЛИ...
Если б я была животным -
Черной кошкой бы была
И своим житьем свободным
Напилась бы допьяна.

Если стала бы я пламем -
Стала бы огнем свечи.
Потому что - мы-то знаем!
Что огонь нужней в ночи.

Если бы была я жидкой -
Терпким бы была вином
И смеялась на попыткой
Истину увидеть в нем.

Я была бы ветра воем,
Если б превратилась в звук.
Иль смеялась над судьбою,
Сидя меж седельных лук.

Куковала б птичьим веком -
Дом мне - стая воронья.
Я была бы человеком,
То была б... уже не я...

Ляна Рысева
* * *

Вы сегодня сделали ошибку.
Я ждала – вы не пришли. Так вот,
Ваша лучезарная улыбка
Вовсе прав на это не даёт.

Вы, конечно, скованны из стали
И жестоко гордый, словно лев.
Вам, возможно, ноги целовали
Тысячи прекрасных королев.

Хорошо, поправить вам корону?
Или, может, лапу вам лизнуть?
По какому странному закону
Вы живёте? Объясните суть.

Выше вас, естественно, не прыгнуть,
Слишком высоко ваш задран нос.
Вам плевать, что мне сейчас обидно,
Что осталось чуточку до слёз.

Ладно, милый львёнок, всё прощаю.
Верю, жду, надеюсь и терплю.
Я же не такая, я простая.
Я тебя, как дурочка, люблю.


Искорки.

Что ты смотришь, котёнок пристально,
Что-то хочешь сказать, а надо ли?
У тебя на ресницах искорки,
Обжигают, мне в сердце падая.

Что-то грезится неизбежное,
А плохое ли иль хорошее.
Обними меня. Зимы снежные
Заметают дороги в прошлое.

Мы опять с тобой не заметили,
Как остались одни на облаке.
С губ срываются междометия,
А в глазах от зарницы отблески.

Поцелуй меня. Прошепчи теперь,
Что хотел сказать. Только искренне.
Ведь ничто уже никогда, поверь,
Не погасит мне в сердце искорки.


Этот город

Этот город
Весь исколотый тонкой
Иголкою шприца.

Этот город
В нем все люди отвыкли
К чему-то стремиться.

Этот город
Где по улицам страшно пройти,
Чуть стемнеет.

Этот город
Не желает признаться себе,
Что болеет.

Этот город…
В каждом доме кусочками
Смерть продается.

Этот город
Здесь глаза отражают
Напрасное солнце…

Этот город
Он задушит, сломает
И – без сожаленья.

Этот город
О, Господи, дай же ему
Искупленья.

Осеннее Обострение
В тебе
Кончиками коснуться рубцов на твоей спине.
Тень на стене от больших и белых.
Несмело углем и немного сангиной. Длинных
ночей не жалко, закончить бы.
На брудершафт моё одиночество.

А потом к тебе на колени. Тленье
Души мой чистой, как сигареты
в пальцах твоих стиснутой.

Запах налаченных волос твоих ноздри
щекочет. Хочется с тобой в
Рим/Париж/успеть бы к прибою. Без боя
Не сдамся, ведь сердце моё
в тебе
бьется.


Убиваешь меня?
Убиваешь меня? Убивай.
Выжигай на изнеженной плоти.
В сажи черной осевшем налете
Ты посылкою в Ад отправляй.
Убиваешь меня? Убивай.
Лишь с тобою я верила в сказки,
Тебе карты мои все и маски,
И банальное «Не забывай».
Убиваешь меня? Убивай.
Я побегаю в поисках смысла,
Он вернется, как только я свисну,
Но он мертвым не нужен,
Ты знай.
Я отправлю на лоскуте кожи,
В голубом, и без марки, возможно,
«Я люблю тебя. Не убивай»…


Живая потеря
Живая потеря трепещет под сердцем,
Сжигает нутро, так и рвется наружу,
Себя убеждаю: «Ты слаб, ты простужен»,
И вновь обхожу стороной эту дверцу.

Живая потеря. И кровью по венам
Стечет с этих слов пустота и усталость,
Во взгляде твоем ни намека на жалость,
Забудусь я морфия сладостным пленом.

Опять буду лгать своему телефону,
Печать теплых губ оставляя на фото,
Для всех это жизнь, для тебя лишь работа,
Я вновь подчиняюсь слепому закону

Терять. А потом рисовать в подворотнях
То имя, что снится больными ночами,
При свете искать мне тебя со свечами,
Встречая твой образ в ненужных мне сотнях…